Ну да, ландвер выставит караулы, а там, позже, приедут интенданты и начнут сводить дебет с кредитом. Да и лежать проводам не дольше одного дня.
- Да, Димитр, твоя команда закончила с замками. - Бер тем временем, закурив папиросу, продолжает. - Сняли все, что смогли, сложили в ящики и поставили вперемежку со снарядами.
- И сколько всего?
- Твоя батарея, две соседних, и в арсенале поснимали даже со старых орудий... Ф-фу, черт возьми, теперь можно и передохнуть.
Подъезд к складам держит пулеметный расчет, стрелки разместились наверху, на крыше, переходящей в земляной вал, с которого просматривается чуть ли не вся восточная часть крепости.
- Кстати, Семен, не знаешь, что за стрельба была недавно? На штурм непохоже, вроде бы.
Сибиряк мрачнеет:
- Это солдатня обозная лошадей стреляла, чтобы, значитца, герману не достались. Мы с Гордеем в оптику все разглядели, пока совсем не стемнело.
Твою ж!.. Суки!.. Себя, любимых, твари, пожалели, лапки кверху, и в плен шагом марш!.. А лошадок-то за что?.. Бл...!... Уроды!.. Себе бы лучше пулю в лоб пустили!..
Обойдя все посты, возвращаемся обратно. "Пятерки" будут меняться, как обычно, через два часа. Обвешиваюсь по-боевому. Наган в кавалерийской кобуре - слева, люгер вешаю на ремень справа, проверяю патроны. Снимаю "Аннушку", делаю из портупеи вариант ношения за спиной, нож - в голенище. Внимательно смотрящим за всеми этими действиями офицерам советую:
- Предлагаю приготовиться ко всем непредвиденным обстоятельствам, и лечь спать. Завтра будет трудный день, отдохните, пока есть возможность.
Укладываюсь на составленные вместе ящики, накрытые найденными шинелями. Жестко, но уже привычно. Вещмешок под голову, шашку рядом с собой. Все, спать! Где там мой любимый сон про рыженькую кошечку и черного кота?..
*
Ночь прошла спокойно, если не считать визита нескольких придурков из ополчения, мающихся недопивом, бессонницей и размышлениями где бы еще что-нибудь спереть. Поковырявшись в замке какой-то железкой, скорее всего, куском проволоки, и не добившись успеха, они ретировались, предварительно обложив саму дверь, тех, кто ее делал, и тех, кто ее закрыл, ядреным матерком, и пошли искать дальше приключений на свои зудящие места. Охранение они не заметили, что и немудрено было в темноте.
Утром просыпаюсь от легкого тормошения. Открываю глаза и вижу зевающего во весь рот Гордея, который показывает мне часы. Шесть утра, уже светает. Пора вылезти и осмотреться, что же там снаружи творится. По очереди бужу всех остальных. Димитр просыпается сразу, Бера и Синельникова приходится немного потрясти. Умываюсь водой из припасенного бочонка, окончательно прихожу в себя. Вот теперь пора и на прогулку. На всякий случай тихонько и аккуратно открываем дверь склада. Хотя, если бы что-то было не так, охранение дало бы знать. Беру с собой неразлучных сибиряков и Бера, который хорошо знает крепость.
Канонада стихла еще ночью, но гансов пока не видно. Впрочем, как и наших. Хотя - нет, через метров триста понял, что ошибся. За казармой слышатся неторопливые шаркающие шаги. Через несколько секунд из-за угла появляется вдрызг пьяный, еле держащийся на ногах поручик в расстегнутом кителе. В качестве оружия в руках - наполовину опорожненная бутылка водки. И судя по доносящемуся от "героя" запаху, - отнюдь не первая. Увидев нас, жертва алкоголя притормаживает, мотает головой, пытаясь отогнать от своего затуманенного сознания видение прапорщика в сопровождении трех лохматых фигур. Но, поскольку это ему не удается, пытается вступить с нами в контакт:
- Господа, вы не... ик... германцы?.. Нет, вы на них не... ик... похожи. Тогда, значит, вы... ик... наши... Ужасные новости... И-ик... Крепость сдалась. Тев... ик... тоны входят через (северные) ворота... Всем при... ик... казано построиться на площади у Георгиевского... ик... храма... А я... ик... не желаю!..
- Это правда? - Вежливо уточняет Николай Павлович. - Вы точно знаете?
- Увот вам... ик... стиный крест, господа! - Поручик торжественно крестится зажатой в правой руке бутылкой. После чего секунд десять смотрит на нее, что-то соображая, затем перекладывает посудину в левую руку и повторяет крестное знамение. Приказ... ик... коменданта объявлен во всех под... ик... разделениях... А я не хочу!.. Не... ик... хочу строем идти в плен!..
На этом силы его оставляют, и поручик, усаживаясь поудобнее возле стены, делает еще пару глотков, после чего, пробормотав что-то типа "Прости... Прости, Наташенька... Прости и прощай...", впадает в амнезию. Бер хочет его растормошить, но я его удерживаю:
- Не стоит, Николай Павлович, он сам выбрал, в каком виде сдаваться. Пойдемте...
Добравшись по пустующим казематам до верха стены, наблюдаем за строящимися на плацу батальонами, и решаем возвращаться обратно. В конце концов, мы не нанимались зрителями на спектакль "Очередной позор Российской Императорской Армии".
Собрав нехитрые пожитки, с соблюдением всех мер предосторожности перебираемся в казарму, выбранную Николаем Павловичем в качестве КП, куда он еще вчера протянул провода от фугасов. Сидим тихонько, как мыши в норке, завтракаем "сэндвичами" из тушенки с хлебом, запивая этот деликатес водой. Курить хочется ужасно, но всем запрещено строго-настрого. Еще не хватало, чтобы гансы нас унюхали, когда пойдут по казармам...
Солнце уже поднялось, на часах - половина одиннадцатого. Вдалеке появляется небольшая группа немцев, по-хозяйски обходящих свое новоприобретение. Заходят в одну казарму, минут через десять вламываются в другую, выталкивают наружу несколько человек в русской форме и с веселым гоготом пинками гонят их, как я понимаю, к месту сбора пленных. До нас пока не добрались, что, собственно и немудрено. Здешние постройки больше напоминают катакомбы - идешь и идешь без конца из казармы в казарму, из каземата в каземат. Точно в нашей части в Воркуте, где можно было обойти все службы и подразделения, не выходя на воздух. Вот и здесь примерно то же самое.