- Добро, Оглоблин, веди меня к своему начальнику...
Зайдя в небольшую комнатушку, чуть было легкие не выплюнул. Так же и задохнуться можно! После вечернего, прохладного воздуха, меня встречает сизая пелена табачного дыма. За столом, освещенным огнем керосиновой лампы, положив подбородок на руки и ухитряясь при этом еще и курить, сидит весьма упитанный, с вислыми усами "а-ля Мазепа", жандармский офицер. Увидев меня, сует папиросу в пепельницу, изображает вставание со стула и произносит:
- Если не ошибаюсь, подпоручик Гуров Денис Анатольевич?
- Да, подпоручик Гуров, командир Особого партизанского отряда. С кем имею.....?
Небрежным движением руки штабс-ротмистр отпускает своего унтера, мнущегося в дверях. Тот захлопывает за собой дверь, причем так быстро, что по комнате проносится легкий ветерок, вихрящий облака никотина и смахивающий со стола пару листов исписанной бумаги. Жандарм моментально их ловит и кладет на место. А толстячок, не такой уже и тюфяк, каким выглядит на первый взгляд.
- Присаживайтесь, господин подпоручик, в ногах правды нет, а я обязан задать вам несколько вопросов. Долг службы, сами понимаете. Позвольте-с полюбопытствовать, а куда это вы собрались на ночь глядя, с солдатиками, да при оружии, да еще и с вещмешками? Ведь есть же приказ коменданта крепости, категорически запрещающий покидать фортецию.
- Благодарю за любезность, господин штабс-ротмистр, но спешу. А что касается приказа генерала Бобыря, - у меня есть свой командир, и его приказ немедленно следовать на соединение с главными силами.
- А какого командира вы имеете в виду - полкового или дивизионного? - Вопрос задан с нагловатой ленцой.
Мелко плаваешь, умник. Молча вынимаю заветную бумагу и, не передавая из рук в руки, демонстрирую ее содержание и снова прячу в карман.
Штабс несколько растерялся, но быстро пришел в себя. Скорее всего, крепостное начальство не соизволило предупредить его о наличии у некоего Гурова подобной "карманной бомбы" и теперь вместо задержания какого-то заурядного армейского подпоручика, предстоит тебе, дорогуша, конфликтовать с офицером по особым поручениям самого генерала от инфантерии Алексеева. Через насколько секунд на мордочке появилось выражение, свидетельствующее о принятии какого-то решения. И его выполнение мне, скорее всего, не понравится.
- Видите ли, господин подпоручик, здесь есть одно, я бы сказал, пикантное обстоятельство. Я не думаю, что его высокопревосходительство, генерал от инфантерии, - произнося эти титулы, Мазепенко аж невольно привстает, - выдавая вам эту бумагу мог предвидеть, что вы откроете боевые действия против, так сказать, своих.
- Я не понял вас, господин штабс-ротмистр, вы пытаетесь меня оскорбить?
- Что, вы, упаси Бог! Но есть одно печальное обстоятельство: вы лично застрелили одного солдата из гарнизона крепости, а ваши казачки, выполняя, опять-таки, вашу команду избили нагайками еще нескольких. Согласитесь, подпоручик, что это нарушение не только уставов, но и законов Российской Империи, и я, как слуга закона, просто вынужден настоятельно рекомендовать вам задержаться. Поверьте, это ненадолго, - денек, другой, а там - двинетесь далее.
- Простите, штабс-ротмистр, но вынужден повторить: я спешу! Если вы имеете в виду расстрел на месте агитатора, который подстрекал солдат к бунту и измене Государю Императору, то это - мой долг, как и любого офицера Российской императорской Армии и ваша, как жандарма, недоработка. Можете составить любой рапорт и отправить его по любому адресу, но ухожу я именно сегодня и сейчас!!!
Мазепенко, печально вздыхает и произносит скорбным голосом:
- Ну, что же вольному - воля. Я попрошу Вас подписать бумагу об отказе от участия в расследовании и, будьте любезны, исключительно для формальности, предъявить офицерскую книжку.
Наши руки двигаются одновременно. Моя - к карману, а его - в ящик стола, но вместо листа бумаги в ней появляется пистолет. Причем, нацеленный в меня. М-да, ловко!..
- А теперь, господин офицер по особым поручениям, руки вверх!
Ага, хочешь, чтобы все было по-взрослому? Добро, поиграем!.. Медленно поднимаю руки так, чтобы кисти были на уровне плеч, локти почти прижаты к ребрам, ноги - чуть пошире, и слегка согнуть в коленях. Еще бы изобразить дрожь в голосе, но актер из меня всегда был хреновый:
- Вы хотите меня арестовать, господин штабс-ротмистр? Потом не пожалеете? Не будете плакаться, что вас не предупреждали?
- Не волнуйтесь, Денис Анатольевич, не пожалею. А плакать если и буду, то на вашей могилке, точнее, там где вас закопают после того, как все расскажете... Но довольно болтать! - Мазепенко поднимается, обходит стол, не меняя прицела, останавливается в двух шагах от меня. - Сейчас вы осторожно достанете свой наган и рукоятью вперед положите на стол. И без глупостей!
Далековато до него. Попробуем подманить поближе. Блин, а страшновато, не на тренировке все-таки!..
- Вот уж увольте, господин жандарм! Я руку вниз, а вы стрельнете? Не хочу давать повода. Вам надо, вы и доставайте.
Так, еще шаг вперед, ствол пистолета утыкается мне в грудь, левая рука штабса тянется к моей кобуре...
- Что ж вы пистолетик-то с предохранителя не сняли?
Девяносто девять человек из ста в таком случае захотят проверить так ли это. Штабс исключением не был и опустил глаза... Понеслась! Поворот корпуса по часовой стрелке, ребром левой ладони - по костяшкам руки с пистолетом, одновременно правой - чуть пониже кисти с другой стороны. Браунинг улетает в сторону, несильный толчок пальцами правой в горло, чтобы не орал, и левой боковым - в печень... Все, готов фраер! Лежит себе бесформенной кучкой на полу и вспоминает, как нужно дышать. Быстренько снимаем с него новенькую кожаную "сбрую", ремнем стягиваем локти за спиной и застегиваем пряжку. Ничего, что грудь колесом, зато сколиоз не страшен. Шлейками портупеи связываем ноги и притягиваем сзади к ремню. Замечательно! Так, где там у него брючной ремешок?.. Да не ерзай ты так, не буду я тебя насиловать, и не надейся, прати-ивный!